Все, что случилось с хомячкой Эеонорой за сутки Маевки.

(информация выужена из отрывочной девичьей памяти, щедро сдобренной алкоголем, сексом и рок-н-роллом)

Дело было ... под Нарышкино. Сосковский автобус встретил нас местными хамами и беспрерывно хохочущей над нами теткой.

На стоянках было лучше. Дойдя до своего лагеря, мы были уже несколько взямши.

Первое, что бросилось в глаза - опухший Панкратов. Сразу стало ясно, что первая ночь удалась. Палыч занялся нашим сексом, т.е. поставил нам палатку. Палатка была экспериментальной: без вентиляции и на шнуровке. Вместо испытания палатки мы сразу же испытали действие трех пузырей портвейна. Результатом стало Палычево тело, уснувшее за справлянием малой нужды в лесу.

Следующий момент - костер в лагере. Пить нечего, но настроение боевое. Палычь, спасая положение, поет, дабы народ не клевал колени. Через полчаса спасения народ начал медленно расползаться.

Вдруг, как говорится, откуда ни возьмись, выплыл нагостившийся Вова со спасительной влагой в количестве одна кружка, в качестве самогон. Раздавив сей сосуд на троих (Я, Палыч, Вова), мы засекли палкет вина. А потом приходили и уходили люди, костер гас и разгорался, мелькали тени, ботинки падающих. Кто - то пел.

Утром начали петь песню про Александра Морозова. Пели ее долго, со смаком, переделывая на разные лады, мотивы и голоса, вставляя разные слова. Но конечная фраза оказалась живуча: "Ебтыть, ебтыть ее Морозов, как никогда еще не ебтыть".

При словах "Песня про Александра Морозова" убегаю.

Следующий, выплывающий из памяти момент - поэтическое пиво на вокзале. В шляпу скинута мелочь, суммою 100 с копейками рэ. Шляпа брякнулась о прилавок - глаза продавщицы приняли форму чайных ложек. По окончании подсчета четыре полторашки блаженно грелись в наших руках. Бережно принеся их на газон, там же их и убили вперемешку с леденцами. Все.

Возможно все было не так, возможно не совсем так, но все же есть уверенность, что все было именно так.

(с)Элеонора, 2003